Вначале я был включен в группу грузчиков в числе 25 человек, и мы выполняли в цехе обжига кирпича разные физические вспомогательные работы: грузили кирпичи из штабелей в железнодорожные вагоны, выгружали уголь, так называемый «коксик». Обычный уголь дает длинное пламя, но не очень горячее, это применялось на первой стадии обжига кирпича, на второй стадии его обжигали на «коксике» — это такой продукт, обработанный уголь, для удаления летучих веществ. Обычный каменный уголь<...> шел в доменные печи, а мелочь использовали для других целей, ну, в частности, на кирпичных заводах. Мы его выгружали из составов, затем на вагонетках поднимали на верх обжигательной печи. Занимались выгрузкой обожженного кирпича. Сначала перед обжигом — на вагонетки, а затем с вагонетки складывали в штабеля.

Это была самая тяжелая работа, так как, во-первых, кирпич очень пыльный, во-вторых, печи не успевали остывать и температура внутри печей была 40–50 градусов, и было очень жарко и тяжело работать. Битый кирпич с площадки собирался и сгружался в грузовик, который отвозил его на дробилку, а затем полученный состав — «половняк» — добавляли в глину, из которой делали кирпич. Это основные операции, которые приходилось делать первые два месяца. При этом постепенно из этой бригады грузчиков выбирали людей для использования на более квалифицированных работах — токари, слесари и т.д., но химики никому не были нужны. (Армин Генрихович неоднократно обращался к дирекции завода использовать его по специальности, но директор ответил, что у него в отряде двадцать химиков, и использовать всех по назначению нет возможности).

Было очень тяжело, я видел, что люди потихоньку рассасываются по другим работам, а для меня перспективы не было. Вместе со мной работал чернорабочим Карл Фридрихсен. Он был очень практичным и раньше меня устроился работать диспетчером. Некоторое время спустя он помог мне перейти с тяжелых работ в диспетчеры. Вначале я работал помощником диспетчера, а диспетчером был бывший раскулаченный с Украины Иван Архипович Лобань. До того, как к заводу был прикреплен немецкий отряд, на заводе использовались в основном раскулаченные и спецпереселенцы. К тому моменту, как мы стали прибывать в лагерь, раскулаченных отправили на фронт, а мы заняли их места в бараках. Этот Иван Архипович имел четыре класса образования и вполне справлялся с обязанностями диспетчера. Иногда он похваливал мою работу, а иногда журил, за то, что я не так обращаюсь с рабочими, мол, их надо изредка поругивать, и с моих уст стали срываться редкие матерки.

В чем же состояла работа диспетчера? В одном из писем я подробно расписал это Лидии Михайловне. Диспетчерское дежурство продолжалось двенадцать часов, а потом через двое–трое суток давался день отдыха. Иван Архипович говорил мне, что диспетчер — это очень важная фигура на заводе. Он фактически хозяин на заводе, когда на смене. Работа была разнообразной. Прежде всего, нужно было проверить обеспеченность технологического процесса сырьем и топливом на смену. По бумагам этого было недостаточно сделать, нужно было сбегать в цеха и выяснить ситуацию, телефонов не было на заводе, телефон заменяли ноги. Если чего-то не хватало, нужно было принять соответствующие меры. Затем перевозка кирпича-сырца делалась при помощи лошадей и подвод. Нужно было проверить, достаточное ли их количество для смены, и выделить несколько подвод для других подразделений завода. Например, строителям по их заявкам. Однажды был такой случай. Я на смене. Звонит в ярости директор и спрашивает, почему у строителей нет подвод для смены. Грозится наказать, снять с должности. Но, к счастью, выясняется, что строители забыли оставить такую заявку. А могли снять с работы и посадить в карцер.

Также надо было проверить, есть ли заявки с железнодорожной станции, чтобы оттуда подали паровоз, который бы доставил на завод пустые платформы для погрузки кирпича. «Гондолы» — большие четырехосные товарные вагоны; внизу у них были открывающиеся днища. Были случаи, когда мне приходилось несколько раз идти ночью пешком через город на товарно-железнодорожную станцию, ползать под вагонами и разыскивать номер потерявшегося вагона. Это было связано с определенным риском, т.к. у меня был круглосуточный пропуск, который давал право находиться только в пределах завода. Со стороны завода это не было страшно. Но попадись я в облаву городской милиции, это было бы чревато последствиями. Вообще такое положение было довольно унизительно, потому что по своим правам лагерник приравнивался по содержанию к обычным лагерям, содержащим уголовников. Как-то после двенадцатичасового тяжелого дежурства я после работы заснул за столом вахтерки. В это время через вахтерку проходил директор, увидел меня спящим, разбудил и пригрозил, что снимет с работы и разжалует в чернорабочие. Иван Архипович успокаивал и говорил, что он замолвит слово и все уладит. Но состояние крепостного у помещика постоянно угнетало.