Прежде всего, все это мероприятие получило название «Секретная армия». Сведений в печати нигде не было. Было решено всех немцев изолировать под предлогом, что все они шпионы (помощники Гитлера). Это изолирование немцев проходило в три волны. Первая, сразу после начала войны (июль-август 1941 года). Повальная эвакуация немцев на восток в Сибирь из среднеазиатских республик, Кавказа, районов с запада от Москвы.

Вторая, в марте-апреле 1942 года, в нее я и попал. Всех немцев, которые жили в разных местах Советского Союза, стали концентрировать на Северном Урале в шести местах.

Третья волна пришлась на сентябрь-октябрь 1942 года.

Когда я прибыл в лагерь, там уже было много немцев, затем осенью пришло еще пополнение. Второй волне предшествовала следующая акция. В ноябре-декабре 1942 года всех тех, кто жил в крупных и центральных городах страны, в течение нескольких дней выселили в различные небольшие поселки (в частности на Урале). Например, отец и сын Шпади. Сын работал ассистентом в Уральском университете. Всю его семью - жену, ребенка, отца - выселили в небольшой поселок Ивдельского района. Там в школе он преподавал математику. Только-только начал обживаться, как его препроводили в Нижне-Тагильский лагерь. Впоследствии семья так и осталась на Урале. И меня пытались в этот же период определить на место жительства в северные районы, но удалось избежать ссылки благодаря хлопотам матери.

Никаких документов и постановлений об этой акции не публиковалось, а все исполнялось по неофициальным секретным инструкциям НКВД. Отчасти это было и хорошо, т.к. я официально считался призванным в ряды РКА (Красной армии), а на самом деле оказался в особом лагерном пункте. Это никак не сказалось на служебном положении жены.

Поскольку я работал в академическом институте, а в Свердловск была эвакуирована значительная часть сотрудников Академии наук, у них была своя столовая, отоваривались карточки, все эти же льготы оставались и у Лидии Михайловны. Только единицы знали, что я был не в армии, а в лагере НКВД. Через полтора года меня демобилизовали, и я вернулся на работу. <...>. Справка адресовалась директору института, откуда меня мобилизовали, и первые строчки были такие: «направляется к вам боец спецотряда № 18741874 для использования по специальности». Подпись — лейтенант госбезопасности Тагиллага такой-то и фамилия. Когда я пришел с этой бумагой к ректору института, он ничего не сказал. На основании этой же бумаги в милицию была направлена записка с просьбой о прописке, после чего я был принят на работу. И все это было решено в течение трех дней без всяких проволочек. Я вновь был прикреплен к столовой, выданы продуктовые карточки и т.д. Я никому ничего не говорил, и меня никто ни о чем не спрашивал, как будто этих полутора лет и не было. Самое любопытное, в трудовой книжке была сделана отметка о том, что в эти полтора года я был мобилизован в армию. И поэтому когда я приехал в Томск, то тоже никаких претензий и вопросов ко мне не было.

Тагиллаг не был просто одним лагерем за колючей проволокой. Это была система из нескольких десятков лагерей производственного профиля, которые прикреплялись к различным строительным заводам. К серьезным машиностроительным производствам заключенных не подпускали. Мы, в частности, были прикреплены к кирпичному заводу, Так, например, «жигарями» немцев не назначали (не доверяли). Кирпичный завод вместе с лагерем назывался спецлагерь 1874.

1874, а все лагеря вместе взятые назывались Тагиллагом. В нем содержались не только немцы, но и уголовники. Часть лагеря находилась в стороне от кирпичного завода. Например, глиняный карьер с названием «Зай-гора» — там располагалась часть лагерного участка с бараками, где немцы добывали глину для кирпича. Такого типа филиалы назывались «командировками». Часто в таких командировках заготавливали сено, возделывали сельскохозяйственные угодия для пропитания лагеря. Таким образом, Тагиллаг представлял из себя конгломерат лагерей количеством около полусотни. В последнее время сделана попытка воссоздать общую карту концлагерей в Советском Союзе.