Итак, ПЛ начала свое существование без штатов, без помещения, без оборудования: только одно название да благие пожелания. Дело в том, что, как я уже говорил, перед моим приездом в Томск на ХТФ были созданы три проблемные лаборатории при трех кафедрах:

• ТТТ — технологии твердого топлива, зав. кафедрой проф., д.х.н. И.В. Геблер;
• ТООС — технологии основного органического синтеза, зав. кафедрой доцент, к.х.н. В.П. Лопатинский;
• ТОС — технологии (тонкого) органического синтеза, зав. кафедрой проф., д.х.н. Л.П. Кулев.

У последней не было достаточно помещений для проблемной лаборатории. И вот, пользуясь тем, что на кафедре в 1956 году было «междуцарствие», на совете ХТФ перед моим приездом было принято решение передать значительную часть площади кафедры ФКХ, где научная работа почти не велась, кафедре ТОС под новую проблемную лабораторию.

Когда я приехал в Томск, то конечно узнал об этом переделе площадей, но не хотелось сразу портить отношения с коллективом факультета, да и повода не было; я решил до поры до времени проглотить эту горькую пилюлю. Но вот создали проблемную лабораторию при кафедре ФКХ, а помещения для нее нет: на кафедре ФКХ остались только учебные помещения. Тут уж мне ничего не оставалось делать, как пойти к ректору с просьбой вернуть мне обратно помещения, принадлежавшие ранее кафедре. Но ректор сказал: «Покажите работу, и я Вам помогу с возвратом этих помещений». А пока, чтобы дать мне возможность как-то начать работать, декан выделил мне под ПЛ две небольшие комнаты в разных концах корпуса, принадлежащие кафедрам ТОС и ОНХ.

Забегая вперед, чтобы закончить вопрос о помещениях, должен отметить, что позднее, когда штат ПЛМ и НИЧа увеличился до 15–20 человек, а профессор Л.П. Кулев умер, ректор удовлетворил мою просьбу. При рассмотрении этого вопроса на совете ХТФ я выступил и сказал примерно следующее: «Пока был жив проф. Л.П. Кулев, я не поднимал вопроса о возвращении кафедре ФКХ помещений, занятых под проблемную лабораторию кафедры ТОС, так как считал Леонида Петровича более заслуженным ученым на факультете, чем я. Но теперь, когда он умер, я считаю себя вправе поставить на совете ХТФ вопрос о возвращении мне этих площадей». Должен с удовлетворением сказать, что после меня выступили еще несколько членов совета и поддержали мою просьбу.

Непросто решался в первые годы существования ПЛМ также вопрос со штатными единицами. Как я уже говорил, четыре штатные единицы ректор волевым решением изъял временно из штатного персонала ПЛ полимеров еще до создания ПЛ при моей кафедре. Поскольку при создании ПЛМ Министерство выделило только три штатные единицы, я, естественно, не мог сразу вернуть В.П. Лопатинскому его штатные единицы. И тут началась между нами скрытая от глаз война. Кризисные состояния наступали, когда кто-либо из сотрудников, занимавших одну из четырех штатных единиц ПЛ полимеров, увольнялся и штатная единица оказывалась вакантной. Когда уволился первый сотрудник, занимавший указанную штатную единицу, я не проявил должной бдительности, и вакантная единица незамедлительно была занята сотрудником ПЛ полимеров. Позднее мы стали под разные «кампании» получать дополнительные штатные единицы для ПЛМ и постепенно вернули кафедре ТООС все «заемные» штатные единицы. С оборудованием для ПЛМ вопрос решился сравнительно быстро и просто, так как для проведения исследований требовались в основном только полярографы, которые мы скоро получили по нашей заявке.

Конечно, памятным моментом в истории ПЛМ было получение первого аналитического сигнала от микропримеси свинца и публикация первой статьи по инверсионной вольтамперометрии. Первая наша статья (она же первая в Советском Союзе) была опубликована в 1960 году от имени двух авторов — меня и В.Е. Городовых — в журнале «Заводская лаборатория» и называлась «Полярографическое определение 10^–8 М свинца» (т.26, № 1, с. 46–48). В этом же году в советской печати появились еще две статьи москвичей по методу ИВ: статья двух сотрудников кафедры аналитической химии ФХ МГУ в «Журнале аналитической химии» и статья сотрудника академического института ГЕОХИ в журнале «Доклады АН». С этих трех статей началось развитие метода ИВ в Советском Союзе.

Остановлюсь немного подробнее на некоторых деталях проведения исследований и опубликования этой первой статьи из нашего коллектива. В 1959 году Минвуз РСФСР выделил некоторым кафедрам вузов штатные единицы «лекционных ассистентов». Такую штатную единицу получила и кафедра ФКХ ТПИ. Я принял на нее молодого специалиста из ТГУ В.Е. Городовых. Фактически использовал его для проведения научных исследований. Первое задание ему было получить методом ИВ анодный пик свинца, примерно в тех же условиях, при которых описывалось его получение польским ученым Кемуля во французском журнале.

В 1959 году удалось получить на складе ТПИ кем-то заказанный чешский полярограф марки «LP 55-А» с зеркальным гальванометром и световым «зайчиком», который записывал полярограмму на фотобумаге. Недостатком таких полярографов было то, что зеркальный гальванометр нужно было навешивать на достаточно капитальную стену без вибраций, а полярограммы после съемки (фотобумага закладывалась в специальный барабан со щелью) проявлять в темной фотокомнате. Еще одним забавным недостатком этих приборов было то, что требовалось большое искусство и навыки от оператора, чтобы световой «зайчик», отраженный от зеркальца гальванометра, «поймать» и установить на щель фотобарабана. Это называлось «ловить зайца».

Нет нужды описывать, какое было ликование всех сотрудников, находящихся в лаборатории, когда В.Е. Городовых получил первый аналитический сигнал свинца в виде пика при его концентрации в растворе 10^–8 М. Эти пики мы называли тогда «зубцы». К сожалению, В.Е. Городовых страдал наследственным алкоголизмом. Поэтому его путь к кандидатской диссертации был довольно тернист, включая даже отчисление из аспирантуры. Защитил он диссертацию только в конце 1964 года, став аспирантом ПЛМ № 4.

А первым аспирантом стал В.А. Иголинский, тоже молодой специалист из университета (1960–1963 гг.). Он был очень способным ученым. Идеи по развитию метода ИВ сыпались из него как из рога изобилия. И я быстро понял, что самое лучшее - не мешать ему работать над своими идеями. Среди других его открытий, пожалуй, самое важное — это изобретение ртутно-пленочного электрода и создание его математической модели. Диссертацию он блестяще защитил в Томске в начале 1964 года, положив этим начало длинной череде аспирантов на базе ПЛМ. Номер последнего аспиранта на сегодняшний день — это № 95 (1996 г.) на 34 году со дня основания ПЛМ.

Я был уверен, что В.А. Иголинский станет первым доктором наук из числа защитивших кандидатские диссертации на базе ПЛМ, но этого не случилось. Жилищные, материальные и семейные обстоятельства (к моменту защиты диссертации он был женат, имел двух детей и жил в одной комнате аспирантского общежития) привели к тому, что он был вынужден уехать из Томска и работать на производстве. Замечу еще, что в 1963 году, когда он был еще аспирантом, под его руководством делал курсовую работу студент 3-го курса ХТФ В.И. Верещагин, ныне доктор наук, профессор, зав. объединенной кафедрой ТС, ТНВ и ФКХ.

Можно еще много, долго и интересно рассказывать о первых аспирантах, которые поднимали целину открытого в эти годы нового метода анализа, но нет реальных возможностей сделать это в данном очерке. Замечу только, что за первые семь лет существования ПЛМ (1963–1969 гг.) выполнили и защитили диссертации 20 аспирантов. Из них пять человек пополнили ряды кафедры ФКХ: Б.Ф. Назаров (бывший аспирант ПЛМ № 12); В.Ф. Слипченко (№ 13); Н.А. Колпакова (№ 15); Л.Ф. Заичко (№ 16); В.И. Кулешов (№ 20). Они до сих пор, кроме одного, продолжают работать доцентами на ней, причем доцент, к.х.н Н.А. Колпакова является зам. зав. кафедрой ФКХ, которую я возглавлял до 1985 года.

Еще пять человек стали доцентами других кафедр ХТФ ТПУ: О.С. Степанова (№ 3); Ю.А. Карбаинов (№ 6); Л.Ф. Трушина(№ 9). К сожалению, двое из них уже умерли: В.Е. Городовых (№ 4) и А.А. Каплин (№ 8). И еще 10 человек (№№ 1, 2, 5, 7, 10, 11, 14, 17, 18, 19) уехали из Томска и разъехались по 9 городам быв. Советского Союза: с запада на восток это города Шостка, Донецк, Таганрог, Екатеринбург, Тюмень (2), Новосибирск, Северск, Кемерово, Чита. Четверо защитили докторские диссертации.