В начале июня 1941 года я приехал в Актюбинскую область на полевые геологические работы. Палатки нашей партии стояли недалеко от железнодорожного разъезда, километрах в пятнадцати от Актюбинска, и мы видели, что из Средней Азии на Запад идет военная техника, а офицеры, с которыми мы общались, уверенно говорили, что скоро война. И все же она застала нас внезапно, когда мы на выходной приехали отдохнуть в Актюбинск. Вместе с другими горожанами мы слушали выступление Молотова по радио и присутствовали на митинге, который вскоре почти стихийно начался на центральной площади. Выступления были очень эмоциональными, тут же проводилась запись добровольцев в армию. Я сдал дела своему коллеге и немедленно поехал в Томск, явился в военкомат, как и требовали правила для офицера запаса (после окончания вуза мы получали звание младшего лейтенанта-артиллериста). Назначение получил в 370-ю дивизию, которая формировалась в г. Асино, командиром взвода управления батареи 76-миллиметровых орудий 1232-го стрелкового полка...

– Время на подготовку, боевое снаряжение дали?

– Около трёх месяцев. Сейчас звучит смешно, но тогда солдаты пехоты отрабатывали приемы на деревянных макетах ружей, а артиллеристы с деревянными макетами пушек тренировали выезд на боевые позиции, снятие с позиций. Пушки у нас были на конной тяге, приходилось много сил тратить на строительство конюшен. Только в ноябре пришла настоящая боевая техника. Пехота училась стрелять, а мы били из пушек по движущимся макетам танков. Я был назначен командиром батареи. После Нового года дивизию перебросили в Архангельскую область, а затем, в феврале 1942 года, под Старую Руссу.

– Это название очень часто встречается в документальных книгах о войне, воспоминаниях генералов. В чем была стратегическая важность Старой Руссы?

– Советские войска пытались ликвидировать полуокруженную Демяновскую группировку немцев, замкнуть кольцо окружения. Местность лесистая, болотистая, сибиряков туда и перебросили, потому что командование считало, что мы привыкли жить в подобной местности. Наша 370-я дивизия попала в страшную мясорубку: отсутствие настоящего боевого опыта, большие трудности в снабжении боеприпасами, продовольствием, суровые погодные условия, отсутствие авиационной поддержки – всё это привело к тяжелым потерям. Лишь через год нашим войскам удалось выбить немцев с Демяновского выступа. Многие сотни воинов – жителей Томской области, погибли в этих кровопролитных боях, которые чаще всего по радио и в печати назывались «бои местного значения». Тогда меня ранило и контузило и, чтобы восстановились слух и речь, пришлось год пролежать в нескольких госпиталях. По излечении был назначен начальником штаба 19-го легкоартиллерийского полка 92-й легкоартиллерийской бригады 3-й Гвардейской Армии 1 Украинского фронта, а затем 60-й Армии IV Украинского фронта. Принимал участие в Сандомирской операции, в освобождении Польши и Чехословакии.

– Вопрос покажется наивным: что было самым трудным на войне, Александр Григорьевич?

– У каждого, наверное, свой ответ на этот вопрос, к тому же это определяется и родом войск. Самым трудным, думаю, было огромное моральное и физическое напряжение. Особенно у нас, артиллеристов. Когда встанешь на позицию, необходимо сразу окапываться – окопы для людей, окопы – для пушек. Но уже через день-полтора возможен новый приказ. Перемещение и снова тяжелые землеройные работы. Очень важно было после тяжелого боя восстановить настроение, поднимать моральный дух бойцов. Многое зависело от политруков. Иной раз приходится слышать нелестные отзывы об этой категории офицеров, но мне очень повезло – у меня были два политрука, у которые имели талант общения с людьми, умение и в бою поддержать солдата, пример показать, и на отдых организовать. К сожалению, один из них был убит случайно, на пути в штаб, далеко от передовой. В месте, где было, казалось, совершенно безопасно, прямо у его ног разорвался шальной снаряд. Об этом рассказал ординарец, который, по счастливому случаю, в это время немного отстал от офицера.

– Вы были ранены и контужены, но прошли войну до Победы. А кто-то погиб в первые дни... Спустя годы, Вы, как специалист по аномальным явлениям, руководитель Томского отделения Международной академии энергоинформационных наук, верите ли Вы в предопределение и были ли свидетелем чего-то сверхъестественного на войне?

– Я придерживаюсь мнения, что человеку предопределено, сколько лет ему прожить, еще при рождении. Но в зависимости от различных обстоятельств, срок жизни меняется в ту или иную сторону. На фронте я не наблюдал чего-то сверхъестественного за исключением одного случая, которому был почти свидетелем – находился недалеко. Дело было в полевом госпитале ранним утром. Один из раненых вдруг вскочил, закричав: «Братцы, сейчас сюда бомба упадет! Вставайте, бегите!» Он выбежал из палатки, за ним еще кто-то. Но многие продолжали спать, ведь ранним утром сон особенно крепок. Кто-то просто не захотел подняться, хотя и проснулся. Только точно, вдруг появился самолёт, и бомба упала на госпиталь...

– Какой момент войны Вам запомнился больше всего?

– Майские дни сорок пятого – ясные солнечные дни в Чехословакии, бело-розовые цветущие сады, восторженные крики словаков: «Наздар! Наздар! Наздар!», приветствующих советских воинов-освободителей.