Главная > Политехники – от Томска до Берлина > Мы с честью выполняли всё, что могло помочь фронту > Воспоминания тружеников тыла > Ширямова Клавдия Петровна
Ширямова Клавдия Петровна

Ширямова Клавдия Петровна

Родилась 15 октября 1931 года.

Начала работать с июня 1942 года в колхозе (Красноярский край). Вечернюю десятилетку окончила в г. Томске, затем – вечернее медицинское училище. Работала в госпитале медсестрой, старшей медсестрой в терапии, хирургии, анестезиологом в ожоговом центре.

В ТПИ работала с 1975 по 1986 гг.: начальник отдела учебных корпусов, заведующая канцелярией.

В 1986 году вышла на пенсию и до 2001 года – медсестра в профилактории. Рабочий стаж – 59 лет.

Восемь лет назад создала ансамбль ветеранов «Беспокойные сердца».

Награждена медалями «50 лет..., 60 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», «За доблестный труд в ознаменование100-летия со дня рождения В.И. Ленина», «100 лет профсоюзам России», «Ветеран труда».

Клавдия Ширямова: «Правда о детстве, которого не было»

Мне было десять, когда началась Великая Отечественная война. Она застала нас в дороге к новому месту назначения отца, он был военным. Сразу по прибытии его отправили на фронт, а мы с матерью были вынуждены отправиться в Сибирь, в Красноярский край, на родину её предков. Потеря вещей при бомбежке поезда усложнила нашу и без того тяжелую жизнь. Мать закончила курсы трактористов и все военные годы бороздила на тракторах и комбайнах колхозные земли. Летом сутками в поле, а зимой на ремонте этой техники в другом селе, и фактически дома не жила. Мы, дети, росли сами по себе и воспитывались только трудом.

В колхозе не хватало рабочих рук: женщины, старики, потому с весны 1942 года начали посылать трудиться и нас, подростков, которым не было еще и одиннадцати. Все лето, с мая по октябрь включительно, а иногда и позже, до окончания обмолота зерна, наравне со взрослыми, работали и мы – дети. Никто не спрашивал, не интересовался: сколько же нам лет и можно ли поручать тяжелую работу. Трудились на посевной, прополке зерновых и овощных культур, убирали сено, боронили на быках озимые посевы, осенью работали на уборке и молотьбе зерновых, копке картофеля и овощей.

Изможденные, голодные, измученные холодом, так как до самого снега ходили босыми, полураздетыми, в лучшем случае в лаптях из бересты. Неделями не были дома, чтобы помыться в бане. Ноги и руки были в постоянных коростах, цыпках и чесотке. Никто не обращал внимания на вшей, обитающих в наших головах и ветхой одежонке, но как бы мы ни старались от них избавиться, их становилось еще больше.

Осенью подсчитывали трудодни и получали заработанное за все лето по 100 г на трудодень зерном, которое уносили в сумках из-под книг. Чуть больше получали взрослые и механизаторы. Никому и в голову не приходило отказаться от такого тяжелого непосильного труда. Все усвоили одно: НАДО, хотя у всех болели животы от натуги. Страдали и от всяких других болевых ощущений. Бывало, и плеткой попадало от «доброго» дядьки-бригадира. Знали, что всё это безнаказанно, да и жаловаться было некому. С нетерпением ждали занятий в школе, чтобы можно было спрятаться от холода и дать отдых рукам.

С наступлением зимы в нашу обязанность входила после занятий в школе очистка скотных дворов от навоза. Работа там была полегче, да и ноги могли согреть в свежих коровьих лепешках, после чего вытирали их сеном, надевали свои драные валенки и бежали по домам.

Домашние дела приходилосьсправлять до глубокой ночи. Учебник был один на несколько учеников. Писали на бересте, на выстроганных досточках углем или чернилами из сажи и свекольного сока. Усваивать школьный материал старались из уст учителя.

Ко всем трудностям и невзгодам, даже к голоду мы тогда как-то привыкли, но только к похоронкам привыкнуть не могли. А они в нашу деревню приходили почти ежедневно. И когда бы почтальон не шел по улице, всегда из какого-либо двора доносились душеразрывающие рыдания женщин и детей.

Не обошла эта беда и наш дом. Из одиннадцати призванных на фронт самых близких нам людей не вернулись десять, в том числе мои отец и братья. Не знаю, как пережила всё это тогда моя мать. Наверное, оттого она страдала потом букетом разных болезней. Мы, осиротевшая детвора, завидовали своим сверстникам, у которых вернулись с фронта отцы, и вместе радовались их счастью.

Как мы тогда мечтали и ждали конца войны, чтобы досыта поесть настоящего, без примеси травы и опилок, хлеба и выспаться. Жили надеждой на лучшее, ведь у нас было всё впереди, а детство было таким горьким и трудным. Да, собственно, его и не было: мы как-то сразу повзрослели и взвалили на свои хрупкие плечи дела ушедших на фронт наших отцов и братьев. А потом и юность прошла – нужно было ликвидировать разруху. Никто не сетовал тогда на свою тяжелую жизнь, безотцовщину – ведь еще сколько лет после войны старались молча зализывать свои долго незаживающие и кровоточащие душевные раны от потери близких. Образование получать пришлось в вечерних и заочных учебных заведениях, поскольку помощи ждать было не от кого, а у некоторых и такой возможности не было.



© 2019
Национальный исследовательский Томский политехнический университет