Еще шла война, когда я отправилась в Днепропетровск. Наши теснили немцев, после них оставались руины. Печи для непрерывного обжига огнеупорного кирпича, так называемые немецкие печи Мендгейма, заводчане погасили, еще когда фрицы захватили город. Домны были закозлены: металл, уголь, кокс – всё застыло многометровым слоем. А мы эти домны раскозлили. И при мне они уже начали работать.

Вспоминаю случай, который до сих пор волнует мне душу. Однажды я, будучи технологом цеха, обнаружила в печи прогар. Это когда топлива нет в печи, потому что продукты сгорания (слитки камня, угля и кокса) налипают толстым слоем и, естественно, температуру горения понижают. Нельзя допустить, чтобы печь остановилась! Надо что-то делать! Я хоть и совсем молоденькая была, только-только из института, а в цехе меня слушались. Один рабочий по фамилии Мороз, убедившись, что в газогенераторе уголь превратился в золу, говорит мне:

– Извини, Лиза... – и по-русски так, рвёт на груди рубаху и кричит приятелю: «Бери шланг, лей на меня!» А сам при этом: «мать-перемать!»

Тот полил его с головы до ног ледяной водой. Мороз еще раз выругался... Мы все стоим – онемели. Думаем, что же он задумал? (Ну, я-то, конечно, сразу догадалась). И вот живой человек залезает в пышущий жаром газогенератор с ломиком в руках! Подолбит, сколько есть силы, вылезет. Его водой польют, он снова туда ныряет. Как он только там дышал?! Когда холодной струей поливали, от него пар шел, как от углей, – вода на теле закипала. Причем он рубил ломиком эти слитки нагара, а они сверху на него падали. Но ничего, справился. Ожили наши печи, когда огонёк в них снова затеплился.