Некоторые факты моей жизни. Я родился в маленьком городке Фар-Рокуэй недалеко от Нью-Йорка, на берегу моря, в 1918 г. Я жил там до 1935 г. Потом я учился 4 года в Массачусетском технологическом институте (МТИ), а с 1939 г. перешел в Принстон. Работая в Принстоне, я принял участие в Манхэттенском проекте и в апреле 1943 года переехал в Лос-Аламос.
С октября или ноября 1946-го до 1951 г. я работал в Корнелле. В 1941 г. я женился на Арлин, а в 1946 г. во время моего пребывания в Лос-Аламосе она умерла от туберкулеза. Летом 1949-го я посетил Бразилию, а в 1951 году я провел там еще полгода. Затем я перешел в Калифорнийский технологический институт, где работаю до сих пор.
В конце 1951-го я провел пару недель в Японии. Я поехал туда снова год или два спустя, сразу после того, как вторично женился. Моей второй женой была Мэри Лу. Сейчас я женат на Гвинет, она англичанка, и у нас двое детей: Карл и Мишель.
Р. Ф. Ф.

Ричард Филипс Фейнман - американский физик-теоретик, внесший выдающийся вклад в развитие современной физики. Вряд ли найдется такое направление или область исследований в этой науке, которые не испытали бы его влияния. От новой формулировки квантовой механики (интегрирование по путям для получения вероятности процессов, происходящих с элементарными частицами) до загадки жидкого гелия, от создания теории слабых взаимодействий до партонной модели, которая вскоре выросла в кварк-глюонную картину строения вещества, - вот лишь некоторые этапы пройденного им пути. В конце 40-х годов Фейнману, независимо от Швингера и Томонаги, удалось разрешить фундаментальные трудности, существовавшие в квантовой электродинамике, теории, описывающей взаимодействие заряженных частиц с излучением. Так называемые фейнмановские диаграммы стали универсальным языком, на котором говорит сегодня теоретическая физика. За эти работы в 1965 году ему была присуждена Нобелевская премия. С именем Фейнмана связаны глубокие изменения в преподавании физики. Более 20 лет тому назад он прочел курс лекций, который до сих пор остается образцом того, как надо учить этому предмету. Фейнмановские лекции по физике, которые проникнуты глубокой и поэтической любовью к науке, были изданы на многих языках, в том числе и на русском.

Трудно представить себе человека, который столь серьезно вкладывал бы свои интеллектуальные силы и талант в столь разные вещи-от тонкостей барабанной игры до анализа рукописей майа, от секретов взломщиков сейфов до балетной музыки. Но как бы далеко ни заводило Фейнмана его безграничное любопытство и тяга к приключениям, он непременно возвращается к физике, главному стержню своей жизни. Замечания о физике, мысли о физике, соображения о методах научных исследований отдельными вкраплениями разбросаны по всей книге. Они вводят читателя в атмосферу исследовательской лаборатории с ее характерными взлетами и падениями, пьянящей радостью успеха и горечью неудач, с бесконечной чередой попыток понять сначала одно, затем другое, а там уже встают новые задачи и проблемы. По-видимому, ощущение радости научной работы, которое мы получаем из первых рук, от человека, чьи идеи на протяжении двух десятилетий во многом определяли лицо теоретической физики, и составляет самое ценное содержание.

Из воспоминаний Ричарда Фейнмана
По вечерам во вторник я любил ходить в одно заведение, которое называлось "Рэймор и Плэймор Болрум". Это были два танцзала, соединенные друг с другом. Мои собратья по студенческому сообществу не ходили на эти "открытые" танцы, они предпочитали свои собственные, где девушки, которых они приводили, были из верхней прослойки общества и с которыми нужно было встречаться "по правилам". Когда я встречался с какой-либо девушкой, мне было все равно, откуда она и каково ее происхождение, поэтому я ходил на танцы, хотя мои друзья и не одобряли меня. Я очень хорошо проводил там время.
Однажды я танцевал с девушкой несколько раз подряд, но разговаривали мы мало. Наконец, она сказала мне: "Хы анцуш оэнь хаашоо".
Я не мог разобрать слова - у нее были какие-то трудности с произношением, - однако я решил, что она сказала: "Ты танцуешь очень хорошо".
- Спасибо, - ответил я, - это честь для меня.
Мы подошли к столику, куда подружка этой девушки привела юношу, с которым танцевала, и мы сели вчетвером. Когда девушки разговаривали друг с другом, они очень быстро обменивались большим количеством знаков и немного мычали. Одна девушка слышала с трудом, а другая была почти совсем глухая. Это не смущало меня: моя партнерша прекрасно танцевала, и мне было с ней хорошо.
После нескольких танцев мы опять сидели за столиком, и девушки вновь интенсивно обменивались знаками - туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда, пока, наконец, моя девушка не сказала мне что-то, означавшее, как я сообразил, что она хотела бы, чтобы мы проводили их до какой-то гостиницы.
Я спросил парня, согласен ли он, чтобы мы проводили девушек.
- Зачем они хотят, чтобы мы пошли в эту гостиницу? - спросил он.
- Черт возьми, я не знаю. Нам довольно трудно было разговаривать.
- Но мне и не хотелось этого знать. Было интересно посмотреть, что же все-таки произойдет? Ведь это же приключение!
Парень испугался и сказал "нет", и тогда я один в сопровождении двух девушек поехал на такси в гостиницу и обнаружил там танцы, организованные глухими и немыми, хотите верьте, хотите нет. Все танцующие принадлежали к какому-то клубу. Оказалось, что многие из них могут чувствовать ритм достаточно хорошо для того, чтобы танцевать под музыку и аплодировать оркестру в конце каждого номера. Это было очень, очень интересно. Я чувствовал себя так, как будто бы я был в другой стране и не мог разговаривать на языке этой страны. Я мог сколько угодно говорить, но никто меня не слышал. Все разговаривали друг с другом с помощью знаков, и я ничего не мог понять!
Я попросил мою девушку научить меня нескольким знакам и ради удовольствия научился немного, как иногда учат иностранный язык. Все были так счастливы, чувствовали себя свободно друг с другом, все время шутили и улыбались. По-видимому, они не испытывали никаких трудностей при общении. Все было точно так же, как с любым другим языком, за одним исключением: они все время делали друг другу знаки и вертели головами из стороны в сторону. Я понял, почему. Когда кто-либо хотел сделать замечание или прервать вас, он не мог завопить: "Эй, Джек!" Он мог только сделать знак, который вы бы не уловили, если бы у вас не было привычки оглядываться вокруг. Все присутствующие были совершенно довольны друг другом. Это была моя задача - вписаться.
И вообще это был замечательный вечер.