Федор Исаевич Лабзин как раз 22 июня 1941 года пятнадцатилетним подростком отправился из своего поселка в Чувашии в город Канаш на учебу в ФЗО профессии плотника–столяра. (Радио в поселке не было, и о начале войны там не знали). Именно война определила юноше другую профессию. В 1943 году Лабзин был призван в армию и после короткой учебы на телеграфиста-морзиста (связь с помощью азбуки Морзе) попал в 989 отдельный батальон связи.
– Боевое крещение, – рассказывает Федор Исаевич, – мы получили в сентябре 1943 года у переправы перед Днепром в Черниговской области. Небо было темно от приближающихся немецких самолетов, и я даже поначалу взялся их считать. Насчитал три десятка, и тут разорвалась первая бомба, после которой я уже вверх не смотрел, а только старался посильнее вжаться в землю. Отбомбившись, самолеты пронеслись мимо, но едва мы поднялись и стали приходить в себя, а саперы начали восстанавливать переправу, самолеты вернулись и вновь обрушили бомбы на реку и на берег. Впрочем, у саперов дело было поставлено организованно, и едва самолеты ушли, бойцы снова наладили переправу, мы двинулись вперед.
В задачу нашего узла связи входило обеспечение связи командного пункта 79 корпуса со штабом 61 армии. Практически всегда, в любую погоду, мы передвигались пешком вслед за машиной связи, как в песне – «пол-Европы». Через Белоруссию в Польшу, оттуда в Латвию, затем в Германию. В части узнали о моей профессии плотника-столяра, полученной в ФЗО, и использовали «на полную катушку». Столько я построил и обустроил за войну землянок, блиндажей, командных пунктов – не сосчитать. Вот только в Пинских болотах ничего строить было невозможно – из почвы сочилась вода. На ночлег солдаты устраивались с помощью своих плащ–палаток, натянутых на колышки, поверх веток деревьев, подложенных по краям. А в середине, под плащ-палаткой, копали канавку, чтобы вода уходила, не скапливалась.
В Белоруссии мы потеряли многих солдат на минных полях. Там много было коварных противопехотных мин нажимного и натяжного действия. Хотя саперы работали вовсю, часть мин оставалась в земле. Однажды мы с друзьями пошли к Припяти за водой. К реке прошли нормально, а когда возвращались, стараясь идти по старым следам, несколько бойцов подорвались на минах. Помню два таких случая. Один из бойцов увидел пожухлую траву (среди зеленой) и понял, что мина лежит под срезанным недавно дерном. Наклонился, чтобы получше рассмотреть, а один из работавших рядом саперов закричал: «Стой, не шевелись». Боец как стоял наклонившись, с расставленными ногами, так и замер. И именно посредине его расставленных ног сапер достал из-под земли еще одну мину и обезвредил ее. В другой раз армейские связисты недалеко от нас навешивали на столбы провода. Солдат полез на столб на «кошках», закрепил провод, спустился с другой стороны столба и подорвался на мине, хотя, казалось, раньше уже ходил по этому месту. Мины, как правило, если не убивали, то отрывали ногу, а то и обе. В боевых условиях трудно было оказать хорошую медпомощь. Одному из моих друзей мина оторвала ступню, и он погиб от заражения крови.
Из Белоруссии наш корпус перебросили в Латвию, потом под Варшаву, затем мы шли по Германии, форсировали Одер и на Эльбе встретились с американцами. После Победы я продолжал служить в полку связи при Советской контрольной комиссии. Потом по предложению командования закончил в Потсдаме годичные курсы лейтенантов войск связи. Из Германии был направлен в Сибирский военный округ, дослужился до начальника штаба батальона. Затем работал в Томском училище связи, а с 1975 года преподавал в ТПИ на кафедре Гражданской обороны.
