В июне 1941 года пришёл на завод токарно-затыловочный станок из Германии. И вот, представляете, сегодня получаем станок, а назавтра – война... Работали посменно – по 12 часов, и никаких скидок на возраст. Неделю – в ночь, другую – в день. Заступаешь в 8 вечера, а за проходную – после 8 – и наоборот. И всю войну без выходных и отпусков.

Поначалу достался мне токарный станок немецкого производства – Ludwig Lowe. Потом Краузер освоил, отечественные ДиПы («Догнать и перегнать»). Ещё учеником токаря был, стали мне ответственные задания доверять.

В начале войны, когда целые заводы эвакуировали, станки с платформ выгружали на станции Томск-1. Наши цеховые человек по 10–15 таскали их от железной дороги до самого цеха. Не сразу додумались, что можно на лист железа (края загнуть, пробить – и за трос волоком). А таскали по пустырю вдоль железной дороги, через грунтовку, которая шла на Коларово, и по снегу через нынешние улицы Нахимова, Вершинина, мимо монастырской стены, через «Пироговку» и сюда – к заводу.

Помню, в 1943 г. Новый год встречали. Позвали в столовую. По полстакана красного вина налили, повара галушек наделали. А шурпа – белая, мутная; чашку подают – не видать ничего. И вот кто поймает галушку – то радость: «О-о-о! Я – счастливый, мне галушка попалась!..». А так в столовую не ходили: у каждого «тормозок», что принёс – тем и сыт.

Учиться хотел. Дома посоветовались, сказали – иди на вечерний. Попытал счастья в техникум шарикоподшипникового завода. Пошёл как-то (автобусов-то в помине нет) пешком, аж, с Томска-1 до Томска-2. В приёмной сказал один: «Всё, мы тебя принимаем, приходи, занятия с 8 утра...». Говорю: «Как же я с другого конца города?» «А переходи на наш завод...». Ну, думаю, на ТЭМЗе и привык уже, и хорошим токарем считаюсь.

Ну и то, сказать, на первый раз пошёл: в 5 утра встал и два часа пешком. День или два так, потом – к директору, мол, не могу, нога после полиомиелита болит. Так он меня если не уговорами, то силком решил притянуть: «Переходи к нам в общежитие!». Как могу отнекиваюсь. А он своё: «Тогда мы твои документы в военкомат(!) отправляем...». Пришёл назад, наши говорят, так у тебя ж бронь, не ходи – и всё тут. Ничем дело кончилось.

Цеха порой не отапливались, холод, как на улице. Но это полбеды, привыкли, а вот то, что было тяжело морально (особенно в 1943 г.) – это да. Ладно, я мальчишка, а ведь и мужики между собой говорили, неужели Гитлер до нас дойдёт... 4 года – голод, холод. Если скажут заказ срочный, то подряд по двое-трое суток на заводе оставались, работали с энтузиазмом, никто не ныл. Все знали – надо. Так и жили.

А к концу войны дали мне самый высокий, 6-й разряд.